Речь адвоката в уголовном деле о грабеже

РЕЧЬ АДВОКАТА И. Г. РУБИНШТЕЙНА В ЗАЩИТУ НИКЕШИНА

Краткое содержание дела

Никешин был предан суду по обвинению в открытом похищении 10 грн. у Ельниковой. В народном суде защита, указывая на то, что при изъятии указанной суммы Никешин не преследовал корыстной цели, ставила вопрос об его оправдании за отсутствием состава преступления.

Суд с доводами адвоката не согласился и приговорил Никешина к лишению свободы сроком на полтора года. Кассационная жалоба была оставлена без удовлетворения.

РЕЧЬ АДВОКАТА И. Г. РУБИНШТЕЙНА В ЗАЩИТУ НИКЕШИНА

Краткое содержание дела

По жалобе адвоката дело истребовал Прокурор для проверки в порядке надзора. Президиум городского суда оставил без удовлетворения протест заместителя Прокурора, в котором ставился вопрос об отмене приговора и прекращении дела производством.

Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда дело в отношении Никешина прекратила за отсутствием в его действиях состава преступления. Однако это определение Коллегии постановлением Президиума Верховного Суда было отменено.

По протесту Председателя Верховного Суда Пленум Верховного Суда своим постановлением постановление Президиума Верховного Суда отменил, оставив в силе определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда .

Публикуемую речь произнес адвокат по уголовным делам И.Г. Рубинштейн.

Товарищи судьи!

Дело по обвинению Никешина невольно воскрешает в памяти новеллу О. Генри «Фараон и хорал».

В этой замечательной литературной миниатюре писатель с горькой иронией повествует о печальной судьбе бездомного бродяги Сопи. В отличие от своих богатых американских сограждан, покупавших себе на зимний сезон билеты во Флориду или на Ривьеру, Сопи при помощи «несложных приготовлений» стремился на это время года попасть в тюрьму, чтобы там обрести верный кров и скромную пищу. Для этого, как вы помните, он разбил камнем витрину магазина.

Сходство ситуаций между этой новеллой и рассматриваемым делом я вижу, разумеется, лишь в необычности, я бы сказал, неожиданности способов достижения целей, избранных литературным героем О. Генри и реальной личностью – Никешиным. Создается впечатление, что живой, реальный Никешин позаимствовал у литературного героя способ действий, с помощью которого он был намерен достичь своей цели. К сожалению, действия Никешина получили неправильную оценку, и он оказался на скамье подсудимых с обвинением в ограблении.

Никешин обвиняется в том, что в 11 часов дня в помещении сберегательной кассы он открыто похитил у Ельниковой 10 грн. и при попытке скрыться был задержан работником милиции.

Трудностей при установлении конкретных обстоятельств дела не было. Факт открытого изъятия Никешиным 10 грн. у Ельниковой имел место и не отрицается подсудимым.

Однако при всей его очевидности и бесспорности факт этот сам по себе не может быть положен в основу обвинительного приговора. Известно, что основанием уголовной ответственности по советскому праву является наличие -состава преступления. Поэтому, когда речь идет об обвинении в грабеже, суд должен установить не только характер совершенных действий, но и содержание умысла обвиняемого.

Чтобы признать Никешина виновным, вам необходимо установить мотив его действий. Ведь ответственность за грабеж наступает, как известно, лишь при установлении умысла, направленного на завладение чужим имуществом с корыстной целью.

Принятие правильного решения по этому кардинальному вопросу представляет известную трудность. Истинное представление о направленности умысла Никешина – о мотиве его действий, о характере побуждений можно получить только при тщательном рассмотрении всех доказательств в их совокупности.

К сожалению, на предварительном следствии вопросу о мотивах действий Никешина не было придано значения, самый факт завладения десятью гривнами был сочтен достаточным для признания его виновным. Думается, что такая позиция не соответствует одному из принципов уголовного права о недопустимости объективного вменения результата действий лица независимо от его субъективного отношения к этим действиям и их последствиям.

Как же развивались события, приведшие Никешина на скамью подсудимых?

Больше недели, с 1 по 9 апреля, Никешин почти ежедневно возвращался домой в нетрезвом состоянии. Естественно, что его близкие встревожились. Такое поведение Никешина вызвало недовольство матери и жены, у которой на руках был четырехмесячный сын. Обе женщины ежедневно «прорабатывали» Никешина, высказывая опасения, что своим поведением он навлечет беду па себя и семью.

9 апреля, утром, после очередного неприятного разговора, когда близкие Никешина настаивали на необходимости каких-то срочных мер, Никешин решил отправиться вместе с женой к начальнику отделения милиции и просить у него направление в лечебно-трудовой профилакторий.

Никешин решил обратиться в милицию, поскольку из разговоров со знакомыми и из газет знал, что такое направление может быть получено в милиции по месту жительства.

Вам известно разъяснение достаточно компетентного лица, начальника отдела наркологии и контроля наркотических средств Минздрава по этому вопросу. Напомню это разъяснение, опубликованное в журнале «Здоровье». «Вопрос 6 назначении принудительного лечения могут возбудить родственники, общественные организации, администрация учреждения и предприятия или административные органы. Заявления или ходатайства о принудительном лечении алкоголика подаются в милицию. Работники милиции собирают и оформляют необходимые документы и направляют этого человека на медицинское освидетельствование. Если он уклоняется от освидетельствования, органы милиции вправе и обязаны доставить его на комиссию в принудительном порядке».

Здесь речь идет о направлении на лечение алкоголиков. Никешин не имел официального заключения, что является таковым. Однако это обстоятельство, разумеется, не лишало ни его, ни его родственников, считавших его алкоголиком, права обратиться с указанной просьбой в отделение милиции.

В тот же день, т.е. 9 апреля в 10 час., Никешин был принят начальником отделения милиции, которому откровенно рассказал, что в своем увлечении спиртным зашел слишком далеко, поэтому «просит направить его на лечение, так как не хочет совершить преступление».

Выслушав Никешина и пожурив его, начальник отделения милиции вместо того, чтобы направить Никешина на комиссию, порекомендовал ему обратиться к психиатру и добиваться у того направления на лечение. Эта рекомендация Никешина не устроила, так как решение вопроса откладывалось на неопределенное время. На следствии и в суде Никешин показывал: «…тогда я спросил начальника отделения милиции: неужели я должен совершить преступление, чтобы меня направили на лечение? Он ответил: «Преступников лечат от алкоголизма… Если что совершишь, мы тогда разберемся…». Он говорил, что меня обязательно будут лечить, но после того, как меня арестуют».

Решимость Никешина добиться немедленного направления на лечение в результате этого разговора не ослабла. Выйдя из кабинета начальника отделения милиции, он говорит жене, что домой не возвратится, пока не добьется своего. Затем он идет в ближайшую сберегательную кассу, где, как он знал, постоянно дежурят сотрудники милиции.

«Я решил, — показывает Никешин, — идти в сберегательную кассу, так как там всегда стоит милиционер и, если я что-то сделаю, меня задержат».

Увидев в сберегательной кассе сидящую у стола пожилую женщину, перед которой в пачке лежало несколько десятигривневых купюр, Никешин подошел к ней сзади и со словами: «Я возьму у вас деньги»,— медленно протянул к ним руку. Имея возможность взять все деньги (там было 50 грн.), Никешин потянул к себе лишь одну, лежавшую сверху десятирублевку. Причем делал это нарочито медленно, «чтобы женщина обратила на меня внимание и подняла шум».

Взяв деньги, «похититель» медленным шагом направился из сберкассы. Услышав крик женщины и увидев устремившегося за ним мужчину, одетого в гражданское платье (это был инспектор милиции Рябчиков), Никешин побежал. Метрах в 15-20 от сберкассы Никешина задержали. Сразу же после задержания он протянул подошедшей Ельниковой взятые у нее деньги.

Итак, изъятие у потерпевшей денег не вызывалось корыстной заинтересованностью, присущей любому хищению. Никешин, по его показаниям, намеревался лишь обратить на себя внимание с тем, чтобы подвергнуться задержанию и получить направление на лечение от алкоголизма. Его объяснения ясны и последовательны: «Деньги у Ельниковой изымал без цели кражи. Не хотел обогатиться путем хищения, а хотел создать видимость преступления и попасть в больницу на излечение от алкоголизма».

Все сообщенное Никешиным в процессе следствия и в двух судебных заседаниях об избранном им весьма необычном способе попасть на лечение, бесспорно, настораживает. Его объяснения именно в силу своей необычности могут показаться искусственными, надуманными, неправдоподобными. Ведь подсудимый заинтересован в исходе дела и является лицом, в отношении которого, в случае вынесения обвинительного приговора, будут применены меры уголовного наказания, это заставляет критически относиться к его объяснениям. Вместе с тем объяснения подсудимого, как и всякое иное доказательство, должны быть оценены судом. Суд не может их игнорировать и отвергать, если они не опровергнуты другими исследованными судом доказательствами.

Опираясь на материалы дела, я должен сказать, что объяснения Никешина о мотиве и цели совершенного им деяния не являются голословными. Они находят полное и убедительное подтверждение в показаниях начальника отделения милиции, потерпевшей, свидетельницы Мурзиной и других доказательствах. Вы помните их показания в суде, и если я позволю себе кое-что повторить, то только потому, что подробный разбор этих доказательств позволит показать, на чем основано глубокое убеждение защиты в несостоятельности предъявленного обвинения.

Начальник отделения милиции подтвердил показания подсудимого о том, что тот приходил к нему с женой. При этом свидетель подчеркнул, что Никешин был трезв. Обратился с просьбой направить его в профилакторий. Свидетель сообщил суду, что самый факт обращения к нему Никешина не удивил его, так как лица, страдающие алкоголизмом, нередко обращаются именно в милицию с просьбой о направлении их на лечение.

Начальник отделения милиции объяснил, что выполнить просьбу Никешина не смог, ибо в тот день не имел наряда в профилакторий. Он посоветовал Никешину обратиться к психиатру.

Как он показал, Никешина это не удовлетворило потому, что надолго откладывало решение вопроса о лечении. Больше всего Никешин, по его словам, опасался того, что в пьяном виде совершит преступление.

Начальник отделения утверждал на суде, что между ними не было разговора «о необходимости совершить преступление, чтобы послали на лечение». Однако он подтвердил, что в конце их разговора Никешин высказал ему именно это, за что офицер отчитал его.

Потерпевшая Ельникова показала, что, когда она заполняла бланк на сдачу денег, к ней сзади кто-то подошел «…и из-за плеча опустилась рука… Когда рука потянулась к деньгам, я услышала, как кто-то тихо сказал: «Я у вас возьму деньги». Я подумала, что это шутка. Взяв из пачки только одну верхнюю купюру, Никешин пошел к выходу».

В показаниях потерпевшей особого внимания заслуживает то, что перед тем, как взять деньги, Никешин предупредил ее о своем намерении. Именно это заставило ее подумать, что кто-то решил над ней подшутить.

И, действительно, какой грабитель, преследующий цель завладеть чужим имуществом с тем, чтобы затем распорядиться им по своему усмотрению, заранее предупреждает свою жертву о готовящемся преступлении. Да еще в такой деликатной форме?

Свидетель Мурзина (жена подсудимого) на предварительном следствии и в двух судебных заседаниях подробно рассказала об обстоятельствах, приведших ее мужа к начальнику отделения милиции. Она, в частности, сообщила, что «9 апреля утром мы мужа ругали за пьянку. Он сказал, что ничего не может с собой поделать. Заплакал. Затем сам предложил пойти в отделение милиции и попросить, чтобы его направили в больницу для лечения от алкоголизма». Далее она сообщила: «По пути от начальника он не переставал говорить о том, что просил начальника быстрее направить его в больницу, а тот ответил ему, что если бы он, Никешин, попал в милицию за какое-нибудь правонарушение, то тогда бы его сразу послали на лечение. После этого Никешин сказал: «Сейчас что-нибудь совершу». Он имел в виду, как я подумала, какое-нибудь хулиганство. Я сказала, чтобы он не дурил и шел домой. Никешин пошел по направлению к дому, а я — на работу» (л.д.16).

Я процитировал первые показания свидетельницы Мурзиной. Они полностью подтверждают объяснения Никешина о содержании его разговора с начальником отделения милиции и о том, какие выводы он сделал из этого разговора. Мы видим, что еще до совершения действий, за которые Никешин привлечен к уголовной ответственности, он высказал намерение «что-нибудь совершить, чтобы добиться направления на лечение». Эти объяснения приобретают очень важную доказательственную значимость, поскольку были зафиксированы менее чем через сутки после ареста и изоляции Никешина, т. е. в период, когда исключалась всякая возможность общения между супругами и оказания со стороны Никешина влияния на Мурзину. К моменту первого допроса Мурзиной Никешин был лишен возможности сообщить ей свою версию, которую составители обвинительного заключения считают надуманной. Он не мог подсказать выгодную для него линию поведения. Исключается и предположение о предварительном сговоре этих лиц о даче вымышленных показаний по поводу мотива действий Никешина. Следовательно, показания Мурзиной воспроизводят истинное положение вещей и служат убедительным подтверждением правильности показаний подсудимого.

К сожалению, предварительное следствие сочло возможным игнорировать показания начальника отделения милиции, свидетеля Мурзиной и дало неправильную оценку показаниям Ельниковой. Вывод о субъективном отношении Никешина к содеянному и наличии у него «умысла на хищение денег» обосновывался, главным образом, показаниями свидетелей Рябчикова и Панкратова, по словам которых, после того как Никешин взял 10 грн., он пытался скрыться при задержании «сопротивлялся, вырывался».

Никешин и по этому поводу дал заслуживающие внимания объяснения. Он неоднократно показывал, что скрыться после того, как взял деньги, не хотел. Выйдя из сберегательной кассы и увидев устремившегося к нему мужчину в гражданском платье, Никешин действительно побежал, но сделал это не для того, чтобы скрыться с деньгами. Никешин пояснил, что, если бы его окликнул человек в милицейской форме, он немедленно остановился бы. Поскольку же это был гражданин в штатском платье, который мог ограничиться нанесением нескольких ударов и отпустить с миром, он решил «создать полную видимость преступления». Надо сказать, что в этой ситуации Рябчиков при задержании Никешина имел основания полагать, что перед ним грабитель, и вполне обоснованно применил прием «самбо». Он не знал подлинных намерений задерживаемого, и поэтому скрутил ему руки. И Никешин не отрицает, что вырывался, просил не причинять ему боли. Однако делал он это не потому, что хотел скрыться, а из-за того, что «не мог терпеть больше болевые приемы. «Я сказал сотруднику милиции, что пойду сам»,— показал Никешин.

Как же здесь вновь не вспомнить О. Генри. Ведь герой его новеллы «Фараон и хорал», разбивший витрину, чтобы обратить па себя внимание полисмена, который, по его расчетам, должен был за это доставить его в тюрьму, допустил серьезную ошибку. Разбив витрину, «Сопи стоял, заложив руки в карманы, и улыбался навстречу блестящим пуговицам. Кто это сделал? – живо осведомился полисмен. – А вы не думаете, что тут замешан я? – спросил Сопи не без сарказма, но дружелюбно. Как человек, приветствующий великую удачу. Полисмен,- пишет автор,—-не пожелал принять Сопи даже как гипотезу. Люди, разбивающие камнями витрины магазинов, не ведут переговоров с представителями закона. Они берут ноги в руки. Полисмен увидел за полквартала человека, бежавшего вдогонку за трамваем. Он поднял свою дубинку и помчался за ним. Сопи с омерзением в душе побрел дальше… Вторая неудача».

Отнюдь не литературный герой, Никешин, целеустремленно и настойчиво осуществляя свое решение, сумел избежать просчета и ошибки незадачливого Сопи. Всеми своими действиями и поведением в отличие от Сопи он создал довольно реальную картину совершенного преступления, что и повлекло за собой запланированное им задержание. Однако созданная Никешиным видимость попытки скрыться с места «правонарушения» и проявленная им при задержании «грубость», на которую обращается внимание в обвинительном заключении, вовсе не дают основание для вывода о намерении Никешина скрыться и присвоить взятые им деньги. Ведь при отсутствии этих элементов в его действиях не было бы вовсе формальных признаков неправомерного поведения, возникновения которых он сознательно добивался для того, чтобы быть задержанным и направленным на лечение.

Считаю также необходимым обратить ваше внимание на противоречивость и недостоверность показаний свидетеля Рябчикова по поводу того, как поступил Никешин с взятыми им у Ельниковой деньгами.

В рапорте, составленном в день задержания Никешина, Рябчиков докладывал: «Подошла потерпевшая, и задержанный отдал ей 10 грн.». На допросе и очной ставке с Никешиным он дал аналогичные показания.

Однако в первом судебном заседании, уклонившись от объяснения причин изменения своих первоначальных показаний, Рябчиков сообщил: «…при доставке Никешина в отделение милиции он бросил деньги потерпевшей».

Во втором судебном заседании, посчитав, очевидно, что предыдущее его показание недостаточно изобличает подсудимого, Рябчиков без всяких объяснений усилил его. Он показал: «Когда мы повели Никешина, он бросил потерпевшей 10 грн. и сказал: «На, старая».

Свидетель Панкратов, который на следствии по этому поводу не допрашивался, счел возможным подтвердить показания Рябчикова о том, что Никешин бросил деньги. Однако при этом добавил, что Никешин ничего потерпевшей не сказал. Потерпевшая же на вопрос суда ответила: «Отдавая мне деньги, Никешин сказал: «Нате вам, мамаша, ваши деньги». Это было сказано в вежливой форме».

Думается, что нет сомнений в правдивости ее показаний.

Итак, я закончил разбор исследованных вами доказательств, которые приведены в обвинительном заключении в обоснование вины Никешина. Я не считал себя вправе оставлять без анализа даже незначительные и второстепенные обстоятельства, поскольку и они использовались для подтверждения ошибочной версии обвинения. Анализ доказательств показывает, что вывод органов следствия об умысле Никешина присвоить изъятые им деньги основан на поверхностной оценке некоторых разрозненных, второстепенных фактов и обстоятельств, лишь сопутствовавших действиям Никешина.

Теперь поставим все на свои места. Материалами дела, в том числе признанием самого подсудимого, установлено, что Никешин, заранее предупредив «жертву» о своем намерении, открыто изъял у нее принадлежавшие ей 10 грн. Хотя эти действия Никешина, не заслуживающие, разумеется, одобрения, и содержат некоторые признаки правонарушения, хотя они причинили беспокойство Ельниковой, заставили ее какое-то время поволноваться, тем не менее они характеризуют лишь один из элементов состава грабежа. Что же касается субъективной стороны состава – преступления, т.е. психического отношения Никешина к совершенному им деянию, то суд мог удостовериться в отсутствии в деле сколько-нибудь убедительных доказательств того, что, изымая чужие деньги, Никешин желал обратить их в свою собственность. Больше того, в процессе судебного разбирательства объяснения Никешина о причине его поступка не только не были опровергнуты, а, наоборот, нашли полное подтверждение в показаниях свидетелей.

Следовательно, при доказанности самого факта открытого изъятия у Ельниковой денег действия Никешина не могут быть квалифицированы как грабеж, поскольку он при этом не преследовал цель извлечения имущественной, материальной выгоды для себя лично или для других лиц. Он совершил указанные действия из иных побуждений и для достижения результата отнюдь не корыстного свойства. По существу действия Никешина не могут быть признаны общественно опасными, не образуют состава преступления и, следовательно, не должны влечь уголовную ответственность и наказание.

Представляю на ваше обозрение ряд опубликованных постановлений Пленума Верховного Суда и определений Судебных коллегий Верховных судов и по конкретным делам. В этих решениях последовательно проводится мысль, что при неустановлении умысла на незаконное обращение чужого имущества в свою, собственность отсутствуют признаки хищения. Это положение, вытекающее из закона, твердо проводится судебной практикой.

На этом, товарищи судьи, я бы мог закончить свою речь. Прося вас о вынесении оправдательного приговора, можно было бы не останавливаться на данных о личности подсудимого. В этой ситуации не имеет существенного значения вопрос о том, как характеризовался подсудимый до привлечения его к ответственности, так как по советскому уголовному праву при неустановлении вины в совершении конкретного преступления не может наступить уголовная ответственность и наказание даже в отношении отрицательно характеризуемого лица. И все же необходимо сказать, что обвинение Никешина в грабеже несовместимо и с данными о его личности.

Никешин, незадолго до привлечения к уголовной ответственности, попав в нехорошую компанию, некоторый период злоупотреблял алкоголем. Это его поведение безусловно заслуживает порицания. Однако Никешин не является алкоголиком, в чем вы, товарищи судьи, имели возможность убедиться, ознакомившись с заключением экспертов – судебных психиатров. Эксперты, исследовавшие Никешина, отметили: «Испытуемый обнаруживает склонность к злоупотреблению алкоголем…, но не нуждается в принудительном лечении от алкоголизма». Это последнее обстоятельство, разумеется, не было известно Никешину, когда он направился к начальнику отделения милиции с просьбой о помещении в лечебный профилакторий. К административной и судебной ответственноети Никешин никогда не привлекался. Допрашивая начальников Никешина и оглашая характеристики, вы имели возможность убедиться, что он характеризуется положительно по месту жительства и по месту работы, где его ценят как высококвалифицированного специалиста.

Все это позволяет мне сказать: Константин Петрович Никешин не совершил преступления, которое ему инкриминировано, и он должен быть оправдан.

Публикуемая речь демонстрирует высокий уровень профессионализма, глубину анализа материалов дела и степень самоотдачи защитников классической школы, то есть все те качества, к которым обязан стремиться каждый адвокат Одессы.

Речь адвоката в защиту обвиняемого во взятке

Речь адвоката в защиту обвиняемой в незаконном аборте

Речь адвоката в защиту обвиняемого в изнасиловании

Защитительная речь адвоката в деле о ДТП

Судебная речь адвоката в защиту обвиняемого в совершении военных преступлений

Судебная речь адвоката в деле по обвинению в умышленном убийстве

Выступление адвоката в суде по уголовному делу

Защитительная речь адвоката в деле о грабеже

Защитительная речь адвоката по делу о взятке

Защитительная речь адвоката в деле о ДТП путем наезда на пешехода

Судебная речь адвоката в деле по обвинению в разбое

Защитительная речь адвоката в деле об убийстве

Судебная речь адвоката в уголовном деле по обвинению в служебной халатности

Судебная речь адвоката в уголовном деле по обвинению в поджоге

Речь прокурора в уголовном деле по ДТП